Ты говорила, у тебя друг интересовался?..
Осколок чужой мозаикиТэcc зажмурилась, подставляя лицо тёплым солнечным лучам, льющимся в окно. Пожалуй, сегодня она наплюёт на эти идиотские листовки, которые рассылает Министерство, и аппарирует в Хогсмид. Посидит в Трёх Мётлах, выпьет усладеля, а потом прогуляется по дороге, огибающей Запретный Лес и издалека посмотрит на утопающий в закате замок. Она никогда не уставала им любоваться и рисовала снова и снова: Хогвартс зимой, укутанный огромными сугробами, летом, с сочной зелёной травой у стен и мхом на огромных камнях кладки, осенью… Осенью он прекраснее всего, думала Тэсс, растирая краски, ведь она впервые увидела его именно тогда… Она так и не свыклась с тем, что по окончании школы пришлось покинуть замок – это было единственное место, которое на какое-то время стало её домом. Детство, в приюте, теперь казалось каким-то бесформенным серым пятном, грунтовкой, скрытой под яркими сочными красками – воспоминаниями о семи годах, проведённых в Хогвартсе. Училась она не блестяще, а если и загоняла себя в библиотеку, то очень быстро отвлекалась от сочинений, которые пыталась писать, и начинала выводить на пергаменте замысловатые плетёнки. Однажды, ещё на первом курсе, она так увлеклась, перерисовывая из старинной книги понравившуюся гравюру, что забыла обо всём на свете, да так и сдала сочинение, в котором от заданной темы («Основные виды противоядий») присутствовало только название и первый, незаконченный, абзац. Надо было видеть выражение лица Снейпа, когда он развернул поданный ему свиток. Он долго молча созерцал развёрнутый лист – почти точную копию гравюры, увитую орнаментом, а она обмирала от ужаса, пытаясь сообразить, в чём провинилась на сей раз.
Тэсс улыбнулась своим мыслям: могла ли она тогда подумать, что будет с ностальгией вспоминать даже о неприятных моментах, к каковым, несомненно, относилась неделя, в течение которой она по вечерам потрошила всякую мерзость? Жалко, что она тогда так и не решилась попросить учителя вернуть ей рисунок – он, конечно, выбросил его, а она рисовала битых два часа.
Её размышления прервало странное шипение, как будто горящий факел опустили в ведро с водой, а затем раздалось мелодичное курлыканье. Резко обернувшись, Тэсс едва не выронила кисть: на спинке стула, склонив на бок красивую голову, сидел феникс. В клюве он держал жёлтый конверт. Она затаила дыхание: единственный раз в жизни она видела похожую птицу в кабинете директора, за неделю до выпускного бала. Она тогда не могла отвести глаз от удивительного существа и с трудом понимала, о чём говорит старый волшебник. А говорил он вещи столь же удивительные, как и это создание, сидевшее сейчас перед ней, словно бы сотканное из живого пламени…
Она протянула к фениксу руку, но тот, выронив на пол конверт, издал протяжный стонущий звук и исчез в ярком пламени. Слегка дрожащими пальцами она подобрала послание и вскрыла. Письмо было от Альбуса Дамблдора.
***
Тэсс никогда не считала себя великой художницей, да, по правде говоря, и не очень-то была известна; совсем неизвестна, вообще-то. Маленькая мастерская на Диагон-Аллее, не слишком много заказов – на жизнь ей хватало, а к большему она не стремилась. Поэтому вежливая просьба директора Хогвартса написать его портрет удивила её. Великий победитель Гриндевальда желает быть увековеченным какой-то никому неизвестной девицей, которая только-только закончила обучение магической живописи! Более того, выражает желание, чтобы портрет был написан прямо у неё в мастерской, то есть сам прибудет сюда. Да он мог бы обратиться к любому из великих мэтров – а их ведь добрый десяток в одном только Лондоне, не говоря уже о французской или немецкой школах, и каждый из них – она уверена – почёл бы за честь проделать любое расстояние, чтобы написать портрет… Мысль казалась фантастической, перед первым визитом Дамблдора Тэсс страшно нервничала и вспоминала тот последний разговор с директором. Он сообщил ей тогда, что какое-то благотворительное общество берётся оплатить её обучение у одного из лучших мастеров Лондона, а по окончании учёбы предоставит в её пользование маленькую мастерскую. Директор говорил очень благожелательно и выразил надежду, что она будет развивать свой талант. Она была так ошарашена нежданным счастьем, что даже не спросила, как он может считать её талантливой, если не видел ни одной её работы, только кивала и мычала что-то нечленораздельное.
Но первые же слова Дамблдора удивили её ещё больше, чем всё остальное. Он явился к ней в мастерскую, скрытый плащом с низко надвинутым капюшоном и прямо с порога мягко, но твёрдо потребовал сохранить в тайне тот факт, что она пишет его портрет. Далее он сообщил, что времени у него крайне мало, поэтому он просит её оставить за ним право самому выбирать дни, в которое он будет ей позировать. Озадаченная, она согласилась и сразу же взялась за карандаш, но буквально минут через двадцать старик, сославшись на утомление (старость, понимаете ли, силы уже не те) раскланялся и покинул мастерскую. После этого он появлялся ещё несколько раз, всегда неожиданно и всегда его визит предваряло появление Фоукса – феникс приносил записку, где Дамблдор указывал, когда прибудет. Едва Тэсс успевала пробежать написанные тонким наклонным почерком строчки, пергамент буквально вырывался из пальцев и сгорал в воздухе.
Просто удивительно, что при таком рваном ритме работы она всё-таки закончила портрет, хоть на это и ушёл почти целый год. Страшный год, Диагон-Аллея наполовину опустела, заказов почти не стало, она держалась только благодаря авансу, который Дамблдор перевёл на её гринготский счёт, полностью проигнорировав её решительный отказ. Так что когда она пришла в банк, чтобы снять последние, как она думала, деньги и увидела цифру, то чуть не упала в обморок прямо на глазах у мрачных гоблинов.
Портрет был закончен и теперь стоял в самом тёмном углу мастерской, спрятанный за ширмой – завешивать живые портреты тканью она считала невежливым. Прошло уже почти два месяца, наступило лето, а Дамблдор не спешил забрать картину. Она уже подумывала о том, чтобы написать ему, всё-таки директор так стар, забыл, наверное, но тихим июньским днём, уже почти под вечер, волшебник неожиданно появился лично. Тэсс начала было говорить, что не ждала его и не успела упаковать картину, но старый маг жестом остановил её и попросил ещё немного поработать над портретом. Тэсс растерялась, картина давно готова, если директору не нравится результат… Дамблдор вновь жестом попросил её замолчать и повторил просьбу. Недоумевая, девушка левитировала тяжёлый мольберт из тёмного угла, несколько минут размышляла, что же ещё добавить, наконец, отчаявшись, слегка подправила кистью складки длинного одеяния – нарисованный Дамблдор хихикнул и погрозил ей пальцем, всем своим видом показывая, что ему щекотно. Не успела она вновь притронуться к холсту, как живой директор поблагодарил её за великолепно проделанную работу, выразил восхищение недюжинным талантом молодой художницы, помахав волшебной палочкой, уменьшил двухметровой высоты полотно до размеров спичечного коробка и откланялся, а Тэсс осталась стоять посреди мастерской, открыв рот; с кисти на пол капнула тёмно-красная масляная капелька. На следующее утро в «Ежедневном Пророке» она прочла, что этой ночью Директор школы Чародейства и Волшебства Альбус Дамблдор погиб при невыясненных обстоятельствах…
Весь день она была сама не своя, слонялась по мастерской, пыталась рисовать, но у неё выходили только неясные рваные силуэты, да очертания чего-то страшно, а так как всё это моментально оживало, стоило её придать рисунку хоть какое-то подобие завершённости, то очень скоро она была на грани истерики, стиснув зубы, сжигая палочкой очередное страшное нечто, которое скалилось и пыталось дотянуться до неё с листа бумаги. В такие моменты она проклинала эту свою особенность: все её знакомые художники «оживляли» свои картины с помощью заклинаний, специальных красок, заколдованных холстов, а стоило ей нарисовать мелком чёртика на заборе, как тот сразу принимался кривляться и строить ей рожи. В приюте её считали ненормальной, вечно ругали за мерзкие фокусы, довольно быстро она поняла, что свои рисунки нельзя никому показывать, да и думать нужно, что рисуешь.
Под вечер её охватило тупое оцепенения, она сидела, скорчившись в углу, где ещё вчера стоял портрет, и смотрела на пылинки, плавающие в солнечном луче. Из ступора её вывел тихий шипящий звук. Боясь, что это только мираж и когда она повернёт голову, то ничего не увидит, девушка медленно посмотрела туда, откуда раздался звук. Фоукс сидел на том самом мольберте, в клюве был зажат жёлтый конверт. Тэсс вскочила, ахнула, подбежала к птице, но надежда умерла также быстро, как и появилась – ей хватило одного взгляда на поблекшие перья и взгляд, Мерлин, осмысленный взгляд, полный тоски! Она медленно протянула руку, но Фоукс не исчезал, тогда она осторожно вытянула из клюва письмо.
Диагон-Аллея, мастерская Тэсс Уайт.
Под пристальным взглядом птицы она разорвала бумагу, руки тряслись так сильно, что она несколько раз надорвала письмо.
Мисс Уайт, позвольте ещё раз поблагодарить вас за великолепно написанный портрет. Очень прошу простить меня, боюсь, Вы сейчас подавлены и расстроены и это моя вина. Прошу Вас, ни в чём не вините себя и выбросите из головы подобные мысли, если таковые имеются. Вы оказали мне неоценимую услугу. Как Вы уже, вероятно, знаете из газет, я мёртв. Возможно, в моём убийстве обвинят преподавателя школы Чародейства и Волшебства Северуса Снейпа. Если Вам случится встретить этого человека, прошу Вас, не сообщайте об этом в Министерство, впрочем, не думаю, что он когда либо Вас потревожит. Однако я обязан сказать Вам, что именно благодаря живому рисунку, который он показал мне двенадцать лет назад, я узнал о Вашем редком даре. Наверное, Вы и сами не представляете всей его ценности. Так вот, знайте, что всё, что вы рисовали когда-то или ещё нарисуете, будет сильно отличаться от обыкновенных волшебных рисунков или фотографий. Не внешне, разумеется, но внутренне. В частности, если Вам случится создать портрет, то изображённый человек сможет сходить с холста и перемещаться за его пределами, обладая при этом гораздо большей свободой, чем портреты, ожившие уже после того, как их окончательно дописали. Кроме того, такой портрет сохранит воспоминания обо всём, что когда-то знал, делал, чувствовал изображённый; обычным колдовским портретам такое не под силу. Посему прошу Вас, используйте свой дар во благо, будьте осмотрительны при выборе заказчиков.
Искренне Ваш,
Альбус Дамблдор.
Тэсс содрогнулась от пробравшего её внутреннего холода. Посмотрела на Фоукса. Из глаз феникса текли огромные прозрачные слёзы.
- Сколько же таких писем ты сегодня разнёс? – медленно выговорила девушка.
Слёзы капали на дощатый пол.
- И, наверное, ещё остались послания, так ведь?
Кап. Кап.
- Я пишу волшебные портреты, - прошептала Тэсс, - волшебней самых волшебных. Вот только тебе это не поможет, верно?
Кап. Кап. Кап.
Она протянула руку и осторожно погладила феникса.
Осколок чужой мозаики.