Сказко.

[snusmumriks-corner]

Название: -
Автор: Тигримлин
Бета: -
Рейтинг: PG-13
Жанр: Приключения, драма, чуть-чуть романтики
Саммари: Сказка, родившаяся в песках.

***
– Серый Варгхан, Серый Варгхан, как слышно? Приём. Ми-ми-ми.
– Приём, Свистулька, слышу тебя нормально. И хватит уже этого идиотского мяуканья!
– Бу-бу-бу, Варг, какой ты скучный. Приём. Ми-ми-ми.
– Долго ещё будешь мне мозги полоскать, тавра?!
– Фе-е-е, как грубо. Ладно тебе Варгхаша, уже и пошутить нельзя. Значится так, докладаю: Акелла промахнулся. Облажался. Лоханулся. Весь груз ложим на варгхана. Так что мои вам фелиситасьоны с кисточкой.
– Свистулька, это не игра. Повтори дословно, что сказал Акелла.
– Ми-ми-ми. Цитирую: пусть Варгхан достаёт из загашника план Б и чешет по нему, никуда не сворачивая. «Спящая красавица» запущена, Варг. Это официальная отмашка.
– Чёрт…
– Знаю, но поделать ничего не могу. Удачи, Серый Варгхан. Ну и чмоки-чмоки тя, конечно.
– …


Глава 1
Девушка и василиск

После обеда солнце припекало особенно немилосердно. Небо, без единого облачка, нависало над притихшим городом Зареф как огромная синяя плошка, которую шкодливые мальчишки сунули в печь вверх ногами.
Лаурфа приподнял входную занавесь и ступил в прохладный полумрак крытого внутреннего дворика, щурясь и утирая со лба пот краешком расшитой головной повязки.
– Да озарит великая Итиль этот дом своей милостью. Светлых снов тебе, почтенная Тиххара.
Двери кухни из-за жары раздвинули настежь, так что видно было, как снуют туда-сюда стряпухи. Сама хозяйка дома, поджав под себя ноги, сидела на веранде перед низеньким столиком и подсчитывала расходы на костяных счётах, попутно делая заметки в длинном свитке. Завидев обтянутое шёлковым поясом необъятное пузо, протискивающееся в узкую дверь, она отложила кисточку и поспешила навстречу гостю.
– И тебя она не обойдёт своими щедротами, почтенный Лаурфаддин. На улице жарко, окажи милость, присядь, отведай персиковой настойки – она нынче удалась. Прошу, снимай сандалии, входи.
Лаурфа принялся вежливо отнекиваться, дескать, он не смеет отрывать достойнейшую из достойных от важных дел. Тиххара кивала, отвечая на витиеватые любезности ещё более заковыристыми, а сама уже ухватила гостя под пухлый локоток и с поклонами подвела к столику в уголке веранды. Гость опустился на многочисленные подушки, а хозяйка учтиво извинившись, громко хлопнула в ладоши. Послышались торопливые шаги, и из кухни выбежала молоденькая девушка в серых холщовых шароварах и такой же тунике.
– Вина и закусок, поживее! – велела Тиххара, аккуратно расправляя складки платья и скромно присаживаясь на подушку. – Да прикрой за собой двери.
– Слыхала, уважаемая Тиххара, какое несчастье обрушилось на главу блистательного шура нашего Саддокима? – Лаурфа потыкал локтем подушку, мостясь поудобнее. – Говорят, пропала принцесса. Любому, кто видел её живой, положена награда в сто золотых табличек.
– Страшные дела творятся, – с точно отмеренной долей скорби в голосе поддакнула хозяйка.
– Знающие люди полагают, что это происки песчаных мАвлинов, – продолжал Лаурфа.
Вернулась маленькая прислужница: на голове заваленное сластями и фруктами блюдо, в руках пузатый кувшин с тонким горлышком. Расставив угощение на столике и разлив по крохотным чашам без ручек янтарный напиток, девушка поклонилась и вновь скрылась за раздвижными дверями. Гость проводил её алчным взглядом.
– Песчаные мавлины совсем потеряли стыд, да пожрут варгханы их печень, – протянула Тиххара. – Попробуй эти сушёные яблоки, славный Лаурфаддин, их только вчера сняли с сушилен.
Беседа неспешно поползла своим чередом: высказали положенное число соболезнований горю правителя, посетовали на то, как опасно стало теперь на дорогах, прикинули, сколько караванов прибудет в этом сезоне из города богини, обсудили урожай айвы, потом заговорили о собственных делах. Последняя тема неизменно бывала приятна для обоих: Тиххара заправляла небольшой (зато – единственной в городе) гостиницей, Лаурфаддин – разменной лавкой по соседству, оба процветали.
Вино всё не убывало, хотя гость и прикладывался к чаше с завидным усердием. Тиххара досадливо обругала про себя дуру-служанку – приволокла самый большой кувшин в доме – и снова хлопнула в ладоши.
– Разговоры о делах порой напоминают о ничтожных обязанностях. Извини, любезный Лаурфаддин, я лишь распоряжусь о покупках.
Вернулась худенькая подавальщица и замерла, склонившись перед госпожой.
– Возьмёшь медные таблетки из расходного ящика и сбегаешь в Квартал насущных благ, – велела Тиххара, с удовольствием отметив, что гость разве что слюну не сглотнул, рассматривая щуплую девчонку. – Купишь свежих чернил, да смотри, не вздумай по дороге драконов считать!
Служанка быстро поклонилась, шмыгнула в кухню и почти сразу вернулась, наматывая на голову длинный кусок ткани. Присев на краешек веранды, она принялась торопливо переобувать сандалии с домашних на уличные. Тиххара жизнерадостно щебетала, Лаурфа не сводил глаз с девушки. Та, наконец, зашнуровала вторую сандалию, в последний раз поклонилась, приподняла входную занавесь и выскочила на залитую белым солнцем улицу. Ростовщик шумно вздохнул, отчего все его подбородки дружно колыхнулись.
– Да не подумает славная Тиххара, что смиренный Лаурфа ей пеняет, но, помнится, последний раз, когда я заходил к тебе, мы говорили о том, как трудно в наши дни найти хорошую прислугу.
– О, чрезвычайно непросто, – горестно кивнула хозяйка. – Даже и не знаю, как бы я обходилась без Шадди. Девочка стирает, готовит, прибирается в доме, бегает с поручениями, и ей можно доверить деньги, ведь она выросла у моих ног. Думаю, через годик-другой продать её замуж. Не старшей женой, разумеется, у меня нет денег на приданое, а вот младшей – самое оно. Ко мне уже приходили младший помощник водовоза и старый Хасан. Пришлось им отказать – девчонка ещё слишком молода.
– Разве? – толстяк быстро провёл языком по влажным губам. – И сколько ей?
– Шестнадцать, – вздохнула почтенная гостинщица. – Делать нечего, через пару лет придётся сбыть её достойному человеку.
– А сколько ты думаешь за неё получить, уважаемая?
– Думаю, не меньше трёх связок серебряных плошек.
Гость задумчиво потыкал ломтик яблока толстым пальцем.
– Три связки это не много и не мало. Однако всего за одну можно купить молодую служанку на рынке.
Тиххара серьёзно покивала.
– Истинно так, но это сейчас. Через пару лет слуги подорожают, тут даже к толковательнице не ходи. К тому же, разве я могу потерять такую полезную работницу, когда в гостинице столько постояльцев? Придётся заводить новых девчонок, пока ещё их всему обучишь, одних горшков на пол связки серебряных переколотят. Вдобавок придётся их откармливать первое время после рынка, купить приличную одежду, а ткани нынче недёшевы.
Лаурфа залпом допил вино, отодвинул чашу и прищурился.
– Больше чем пять связок премудрой Тиххаре не предложат и через несколько лет. Только, к чему ждать так долго? Представь себе, уважаемая, мне как раз требуется помощница на кухню.
Хозяйка вежливо склонила голову, пряча довольную улыбку.

***
– А это ты, – добродушно буркнул Герджин, завидев входящую Шадди. – Я сейчас занят, обожди пока, – и, прихрамывая, скрылся во внутренней комнатке, отгороженной тяжёлой полосатой занавесью.
Шадди только и оставалось, что вежливо поклониться его спине и смиренно присесть в уголке, на земляной пол. Мимо с тихим шипом прополз Акк, приветственно шлёпнув девушку по ноге кончиком хвоста. Шадди улыбнулась и, запустив руку за пояс, вытащила специально припасённый мясной сухарь. Кошкозмей задумчиво обнюхал подношение, аккуратно слизнул длинным языком и неторопливо проглотил, всем своим видом говоря: «Взяток не беру, а это – всего лишь твой знак почтения мне». После чего, лениво изгибаясь, скрылся за огромным окованным железом сундуком, но Шадди прекрасно знала: сторож Акк отменный и сразу же почует, если кто-то попытается стащить из лавки хотя бы булавку. О дальнейшей участи незадачливого воришки даже думать не хотелось.
Девушка машинально потёрла шею под медным обручем и, обхватив плечи руками, уткнулась носом в колени. Сквозь прорехи в линялой занавеси на окне отважно продирались лучи солнца, выхватывая из пыльного полумрака лавки то глянцевый бок старинного кувшина, то медную застёжку плаща, то краешек пергаментного свитка. Герджин торговал всем на свете, и Шадди любила бегать сюда за покупками: хозяин почти всегда оказывался занят с более важными покупателями и добродушно позволял тощей, заморенной на вид служанке посидеть в уголке и подождать. Девочка с удовольствием пользовалась этими минутами отдыха и рассматривала диковинные редкости, во множестве расставленные на полках. Но сегодня даже эту маленькую радость у неё отобрали: только что подслушанный разговор хозяйки и почтенного Лаурфаддина не шёл из головы.
Едва Шадди вышла на улицу, как тут же бесшумно вскарабкалась по стене, цепляясь за ветви дикого плюща, а оттуда - прямиком на крышу, перекрывающую внутренний дворик. По центру в крыше оставался открытый квадрат шириной в два роста взрослого мужчины. Увидеть со двора её не могли, а она прекрасно услышала, чем закончился разговор хозяйки и гостя.
Выходит, её уже практически продали, не сегодня-завтра придётся идти в услужение к толстяку соседу. Нетрудно угадать, что это будет за служба, и от этого становилось только горше: наиграется с ней господин, заскучает, а там жена ростовщика быстренько избавится от неугодной рабыни. Выгонит подыхать с голоду на улице? Отравит? Или, того хуже, перепродаст в Квартал земных радостей?
Умом девушка понимала, что глупо полагать себя обиженной. Хозяйка подобрала её ещё крохой, растила с пелёнок, дала кров, одежду и кусок хлеба (пускай порой и чёрствого). В последнее время она даже частенько намекала, что, если бы кое-кто работал усерднее, то, вполне может статься, простился бы с рабским ошейником, получив статус младшей жены в хозяйстве какого-нибудь почтенного лавочника. Конечно, младшая жена не многим лучше прислуги, но Шадди отчаянно ухватилась за эту идею, работая день и ночь. И вот, оказывается, всё впустую. Ещё пара лет – и она станет предлагать вино гостям одного из пансионов под красными лентами. И не только вино.
Может, ей удастся подольститься к ростовщику, и он не выгонит её, а оставит при кухне?
Время шло, Герджин всё не возвращался, и Шадди, вконец измучившись мрачными мыслями, поднялась, и нога за ногу побрела по единственному проходу между рядами полок, забираясь всё дальше и дальше вглубь лавки. Акка она не боялась: покуда не трогаешь хозяйское добро, для кошкозмея ты всё равно, что циновка на полу. Полки у Герджина удивительные: высоченные, под потолок; чтобы добраться до верхних ярусов приходится лезть по стремянке. Справа что-то сверкнуло, Шадди бездумно свернула в узкий тупик между полками. И правда: в глубине, на самой нижней полке, вровень с полом, среди кувшинов, шкатулок и поющих камней посверкивает что-то необычное. Поди ж ты, да ведь тут и света-то почти нет... Девушка присела на корточки, чтобы разглядеть непонятный предмет получше, и тут почувствовала чьё-то чужое присутствие. Обрадовавшись – наконец-то хозяин вернулся – подняла голову и замерла, не успев подняться: с другой стороны полки, в углу, куда свет уже совершенно не проникал, в темноте горели жёлтым два огромных глаза с вертикальными змеиными зрачками. Хуже того, глаза уставились прямо на неё и смотрели не мигая. У Шадди будто бы язык отнялся – ни вздохнуть, ни крикнуть. Сейчас ей уже не казалось, что стать наложницей обрюзгшего ростовщика – это конец света, напротив, войди этот толстяк в лавку, она бы завопила от радости. Но никто не шёл, только громыхало в зловещей тишине её сердце.
Глаза моргнули, послышалось глухое рычание. С Шадди словно спало чёрное заклятье: подпрыгнув, как дикая коза, она стрелой вылетела обратно в сквозной проход, обо что-то споткнулась и шлёпнулась прямо под ноги изумлённому Герджину, вернувшемуся из потайной комнаты.
– Чего носишься, как песчаная чума? – недовольно проворчал торговец. – Вы уж простите её, господин, девчонка умишком малость не вышла.
Высокий мужчина в пыльном дорожном плаще с опущенным капюшоном скользнул равнодушным взглядом по перекошенному от ужаса лицу Шадди.
– Не забудь об уговоре, – бросил он хозяину лавки и вышел. Герджин поспешно поклонился ему вслед, потом сердито глянул на Шадди. Та дрожащей рукой указала на тёмный угол.
– Т-т-там! Т-т-там василиск!
– Ась? – фыркнул Герджин и, видя, что глупая служанка и не думает вставать, как кутёнка вздёрнул её за шкирку. – Что за сказки. Нет там никого. Э, да ты, может, Акка испугалась?
Шадди мёртвой хваткой вцепилась в рукав его халата и отчаянно замотала головой.
– В углу… З-з-за полками… А у Акка г-г-глаза маленькие, баг-г-гряные, и н-н-не светятся.
Торговец смерил её подозрительным взглядом и направился прямо к полке с чашей.
– Не ходи, господин! – пискнула девушка, повисая у хозяина лавки на локте. – Он нас сожрёт!
Герджин досадливо стряхнул её руки и похромал к тёмному углу. Повертел головой, фыркнул и вернулся обратно, недовольно глядя на растерянно моргающую служанку.
– Меньше спать надо, вот что. Тебя ко мне за чем прислали, варгханья башка? Давай, выкладывай, а то меня другие покупатели ждут.
Шадди трясущимися руками вытащила из рукава связку медяков, пятясь к двери.
– Ну! – прикрикнул Герджин, а в душе неодобрительно покачал головой: до чего же Тиххара запугала девчонку, что та шарахается от каждой тени.
– Чер… чернил, - пробормотала Шадди, протягивая торговцу монеты. Может, она и в самом деле задремала в приятной прохладе и увидела духа пустыни?
Получив бутылочку чернил, она поспешно поклонилась и покинула лавку, всё также пятясь, не спуская глаз со страшного угла.

***
Домой Шадди возвращалась почти бегом, то и дело оглядываясь и налетая на прохожих, мечтая только об одном: оказаться наконец за надёжными высокими воротами, задвинуть за собой тяжёлый засов с вырезанным на нём охранительным заклинанием и отряхнуть пыль с уличных сандалий – тогда уж никакая нечисть за ней с улицы не проскользнёт.
Гостиница Тиххары со всеми двориками и пристройками прилепилась аккурат под восточной стеной города: западная стена дома смотрит на Контору блюдущих, южная – на главное святилище Спящей. Лавка Герджина, как на грех ютилась в самом конце (считая от Круга) Квартала насущных благ; чтобы туда попасть, следовало сделать почти полный круг по путаному лабиринту улиц, минуя Трущобы, Ряды и Удел вестников, проще говоря, у василиска на куличках.
Шадди благополучно выбралась из Трущоб и рысцой припустилась через гомонящие Ряды, уворачиваясь от особо назойливых разносчиков лепёшек и лавочных зазывал.
– Дива! Подай монетку бедной слепой! Помоги, не откажи в просьбе!
Шадди шарахнулась от грязной старухи в лохмотьях, и прибавила ходу. Самой бы ей кто помог… Да и деньги хозяйские.
– Помоги, молодой господин! Не дай несчастной сироте помереть с голоду!
– Ага, как только Итиль проснётся! Пшла прочь!
Нищенка неосмотрительно схватила какого-то бродягу за полу халата, и тот от души пнул её ногой. Старушонка кубарем покатилась под ноги толпе, визгливо причитая и бранясь. Шадди мысленно прокляла василиска и все его обличья, не сбавляя скорости развернулась и затрусила обратно. Подбежав к ползающей в пыли старухе, торопливо вытащила из рукава связку таблеток, сдёрнула со шнурка один медный кругляшок и сунула в сморщенную грязную ладонь. А полоумная бабка, вместо того, чтобы громко призвать благословения на шаддину голову, с неожиданным проворством вцепилась той в руку. Шадди попятилась, дёрнулась – куда там! – старая карга прикипела к ней как вестник Спящей к желающему навечно уснуть паломнику.
– Добрая дива, – прошипела старуха, тряся вонючими седыми космами. – Вовремя опомнилась. Круг – он всё видит, всё примечает. Не избежишь большого зла, обманешь малое. Дала бы мне сразу денежку, может и от большого бы спряталась, только поздно теперь!
– Пусти, мами! – на них уже оглядывались прохожие – мало ли доброхотов на свете? Не ровён час, увидит кто знакомый, всё перескажет Тиххаре, и вот тогда-то будет нерадивой прислуге и большое зло, и малое, и даже среднее (для пущего эффекта). – Пусти, говорю! Так и быть, дам тебе ещё одну таблетку! Меня и так хозяйка прибьёт!
Ведьма беззубо улыбнулась. Шадди подавилась вдохом: глаза старухи цепко глядели из-под низко надвинутого платка. Недобрые мутные глаза с вертикальными зрачками.
Ужас придал сил, Шадди рванулась, да так, что «слепая» ткнулась носом в землю.
Когда она уже заперла на засов ворота и отряхнула сандалии (вернее, выколотила об угол – сегодня ей явно требовалось очищение понадёжнее), то обнаружила, что потеряла свой единственный кожаный браслет с зашитой в нём счастливой серёжкой.

***
Зеф насмешливо глядел вслед улепётывающей диве. Всё-таки люди – редкостные отродья. Вечно делают вид, что им есть какое-то дело до униженных и оскорблённых, но стоит чуточку их припугнуть – сразу сбегают. Кряхтя и причитая, он подобрал свои драные юбки, поднялся и заковылял прочь из Рядов. До заката ещё есть пара часов, так что можно не торопиться. Герджин никуда не денется из своей берлоги, да и Хисса бы предупредила, случись что. Запах дивы вился в тяжёлом горячем воздухе как яркая голубая нитка, оставалось просто следовать за ней. Зеф миновал Удел вестников, раз сто помянув тихим незлым словом чокнутую диву, которая ради пузырька с чернилами отмахала по жаре пол города.
Светящаяся нить исчезала за внушительного вида воротами, наводящими на мысли о ломящихся кладовых и сундуках, полных золотых табличек. Под деревянным лакированным козырьком красовалась яркая вывеска, извещавшая путника, что под сим гостеприимным кровом только его и ждали.
Зеф презрительно фыркнул, огляделся и юркнул в узкий тёмный проход между внешней стеной гостиницы и соседним имением. Стряхнул с себя уже порядком надоевшую нищенку, потянулся и одним кошачьим прыжком взлетел на кирпичную стену. Прополз по крыше под окнами второго этажа, под пятым с краю окном остановился, потянул носом, отодвинул ставень и проскользнул в комнату, на ходу влезая в тощую оболочку дивы. Выпрямился, расправил поношенную холщовую тунику на узких костлявых плечах, скорчил жалостную гримасу и вышел в коридор.
Гостиница, как он и ожидал, ничем не отличалась от подобных заведений: основной дом в форме квадрата с внутренним двором посередине, комнаты гостей на втором этаже выходят на улицу и во двор; на первом этаже кладовые, кухня, покои хозяев и каморки челяди.
Дива быстро отыскалась в одном из чуланов: она как мышь в крупе рылась под циновкой, покрывающей пол, шарила по углам и тихонько подвывала. Зеф бесшумно прикрыл дверь в чулан и опустил на петлю крючок. Предусмотрительные тут хозяева, как говорится, подальше положишь, поближе возьмёшь.
– Шадди!
Из-за угла выглянула маленькая сухопарая женщина, затянутая в простое серое платье и белоснежный передник, нежно улыбнулась и поманила Зефа пальцем. Пришлось подойти. Не меняя выражения лица тётка коротко замахнулась и отвесила служанке звонкую пощёчину.
– Где ты шлялась, тавра? Я тут не знаю, за что хвататься, а ты себе прохлаждаешься? Хочешь прямо сейчас отправиться к краснохвостым плясуньям? Так я тебе это живо устрою. Где чернила?
Ага, стало быть, это и есть хозяйка.
– Э-э-э, – пропищал Зеф тоненьким голоском дивы, и тут же схлопотал вторую оплеуху.
– Потом с тобой разберусь, – прошипела гостинщица, поправляя высокую причёску. – У нас особый гость. Подготовь лучшую комнату. Простыни, цветы, поющие камни, ванну – чтобы василиск когтя не подточил! Пошла!
Зеф счёл за лучшее поклониться и умчаться на второй этаж, пока тётке не вздумалось оттаскать его за длинную косу.
Но на крутой винтовой лестнице его поджидала новая загвоздка: с визгом и писком обжимающаяся парочка, совершенно перекрывшая путь наверх. Какое-то время Зеф наблюдал за процессом (уж больно интересный оказался ракурс), потом ему надоело, и он кашлянул. Молоденькая пухленькая дива ахнула, одёрнула юбку и, протиснувшись мимо Зефа, скатилась вниз – вероятно, вернулась к приготовлению ужина. Покинутый кавалер поспешно приводил в порядок сползающие шаровары, Зеф ждал, опершись о стену.
– Дай пройти, – потребовал он, наконец. – Время – деньги, ай-лю-лю.
Но тут застигнутый врасплох любовник вместо того, чтобы спасовать, пробормотать извинения и потихоньку смыться белозубо улыбнулся от уха до уха, проворно переместился на одну с Зефом ступеньку и приобнял последнего за плечи.
– Мне нравится эта ночлежка, – протянул он, лучась улыбкой. – Девчонки одна краше другой. Как тебя зовут, прекрасная дива? Как насчёт показать мне мои покои? А я тебе тоже кое-что покажу.
Зеф не стал уточнять, что, во-первых, уже всё видел, а, во-вторых, мужчины его интересуют разве что в качестве жаркого. Он тоже улыбнулся, захлопал ресницами и, когда наглый охотник до служанок попытался засунуть руку ему под тунику, без лишних разговоров приложил того коленом между ног. Потом аккуратно усадил на ту же ступеньку подышать, а сам отправился на второй этаж.
Спустя три удара сердца на последнюю ступеньку лестницы шагнула почтенная Тиххара, улыбнулась, поправила выбившийся из причёски локон, принюхалась и с довольной улыбкой шмыгнула в комнату, очень хитро спрятанную за приколоченным к стене ковром.
***
Тиххара буквально сбивалась с ног. Гость к ужину – это прекрасно, ибо какой гость отужинав после долгой дороги откажется от ночлега? Чай, путь в Ками-о неблизкий, а Зареф – последнее селение перед Песками, начальная точка Кругового Пути. Гость на порог – монета в хозяйский кошелёк. Но когда заявляются такие гостюшки ¬– тут уж и не знаешь, то ли Спящей поклоны бить, то ли василиска помянуть.
Неназываемый свалился как пыльная буря на голову с кучей поклажи, дюжиной покрытых дорожной пылью вьючных варгханов, полудюжиной здоровенных охранников, единственным слугой и женой. Последнее Тиххару не удивило: скорее всего, женился недавно, и теперь новобрачные совершают традиционное паломничество в Ками-о. Странно другое: мало того, что жена всего одна, да ещё и сийянка (судя по золотистым волосам и глазам цвета неба), она, вдобавок, путешествовала без какой-никакой женской прислуги. Видать не простую невесту отхватил себе надутый аристократишка, небось, любимая дочка какого-нибудь воротилы из столицы, а то и одного из Радетелей. Ишь, как выступает, ровно державная шуриа. Такую родитель не отдаст ни второй женой, ни третьей (и уж подавно не младшей) – только первой, полновластной хозяйкой над домой и всеми домочадцами. Вон как ведёт синющими глазами – разом всех служанок пересчитала. Супругу в локоть вцепилась – попробуй только, подойди! И ведь есть за что держаться: судя по гербам на сёдлах, муженёк-то чуть ли не с шуром в дальнем родстве.
Едва увидев, как бережно блистательный поддерживает златокудрую нимфу, пока та спускается с варгхана, гостинщица разом смекнула, что услужить красавице-жене – их первейшая обязанность и долг. А значит, понадобятся все руки. И как назло Шадди куда-то запропала. Ну, погоди, лентяйка, уж я тебе покажу, где варгханы в спячку укладываются…
Пока же приходилось вертеться кошкозмеёй, расточать улыбки гостям, одним глазом приглядывать за работниками, которые спешно готовили ужин, мели двор, чистили и кормили уставших варгханов, а вторым – за слугой неназываемого. Это мерзкое существо не могло внушать порядочному человеку ничего, кроме отвращения. Ну, разве ж обычному рабу позволено безнаказанно (и бесплатно!) задирать юбки на чужих стряпухах и служанках? Дёргать варгханов за хоботы? Дерзить собственному господину, когда тот приказывает отнести в гостиницу вещи? Понаблюдав за бесстыжим щенком, Тиххара сделала вывод, что это, скорее всего, внебрачный сын блистательного, которому всё сходит с рук, потому и обнаглел.
Сам неназываемый особым вниманием гостинщицу не удостоил, предоставив пронырливому слуге договариваться об оплате и комнатах. Тиххара лично проводила высокородную пару в лучший гостевой садик с прудиком (уход за которым ежедневно влетает в медную таблетку!) и поспешила на кухню – приглядеть.
– Шадди ещё не вернулась? – рявкнула она с порога.
– Только что пробежала, почтеннейшая, – откликнулась главная стряпуха, ни на песчинку не переставая шинковать сладкие клубни. – А куда пошла – не ведаю.
Тиххара досадливо цокнула языком. Что эта дармоедка себе думает? Ну, если через пригоршню не отыщется, прибью. В коридорчике, ведущем к кладовым, послышались тихие шаги. Гостинщица метнулась на звук – и точно! На ловца и тигр бежит.
Выместив на Шадди накопившуюся злость Тиххара послала её прибраться в гостевых комнатах, а сама вернулась на кухню. Но не успела как следует разнести поварёнка за перекипевший острый соус, как несносная девчонка вернулась.
– Что, уже всё готово? – недоверчиво прищурилась гостинщица.
– Да, госпожа, – девчонка сжалась, но шагнула вперёд, запуская руку в рукав туники. – Я принесла, как вы и веле…
– Уважаемая, когда же моих господ проводят в покои? – раздался молодой задорный голос.
В кухню на всех парах влетел слуга блистательного, почему-то шарахнулся от замершей у дверей Шадди, обогнул её по широкой дуге и нагло улыбнулся Тиххаре.
– Всякому ожиданию есть предел, почтеннейшая. Когда мой светлейший хозяин надумал остановиться под этим ничтожным кровом, его смиренный слуга пытался отговорить его. Слуга опасался, что его великолепнейшему хозяину не окажут достойного приёма. Но этот милосерднейший из смертных сказал: «Заткнись, Бака, тупоумный сын варгхана! Здесь нас примут соответственно моему положению, ведь люди в Зарефе чтут шура и никогда не посмеют отнестись непочтительно к сыну сестры мужа свояченицы его покойной матери».
Тиххара скрипнула зубами и расплылась в приторной улыбке.
– Комнаты готовы, о достойнейший из достойных слуг. Шадди, проводи блистательных гостей…
Девчонка захлопала глазами и принялась отчаянно двигать бровями, всем своим видом намекая, что знать не знает ни о каких комнатах. Несколько песчинок Тиххара глубоко дышала, потом твёрдо приказала себе, что убив полоумную дрянь прямо сейчас ничего не решит. Улыбаться, улыбаться.
– Так где же наши покои? Надоело смотреть на ваших карпов! Всё равно они полудохлые, – прозвенело серебряным колокольчиком, и в кухню вплыла красавица-сиянка. На шаг позади неё неслышно ступал неназываемый. По его бесстрастной благородной физиономии невозможно было понять, сердит он, или просто скучает.
– Я устала! – продолжала скандалить нимфа тоном заправской торговки. – У меня болят ноги, седалище полыхает после целого дня верхом, руки сводит, потому что целый день держала поводья! В этой жалкой дыре всех гостей так маринуют, или только особо высокородных?!
Мда, теперь уж лучше комната без поющих камней, но немедленно.
Кланяясь, рассыпаясь в извинениях и уверениях, Тиххара пригласила дорогих гостей проследовать за нею, на ходу грозно кивнув Шадди – помогай давай, дармоедка.
Девчонка двинулась вперёд, причём двигалась еле-еле, будто спала наяву.
А потом началось светопреставление.